Лиза собиралась на рынок за покупками.

— Лиза, ты на какой рынок идёшь?

— Я иду на Ленивый рынок в Обжорный ряд.

Память сразу же воскресила здание в восточном стиле, называемое шопой. Ленивый рынок находился на Греческой площади между Успенским собором и Городским собранием. Там, в шопе, продажа была немного культурнее, чем на Троицкой ярмарке на Привозе у Свято-Духовской церкви, где торговля шла под открытым небом и стоял немыслимый ор: продавцы вовсю расхваливали свой товар, грузчики ругались, покупатели торговались, дети ревели, лошади в повозках ржали и взбрыкивали… Нечто подобное было и на Рыбном рынке, что на Канатной площади: торговки наперебой хвалили свой товар, в общем крике невозможно было что-либо разобрать. Сама Лиля никогда не ходила на рынок за продуктами, но не раз приходилось проходить или проезжать мимо и наблюдать эти сцены.

— Лиза, если там, на Ленивом рынке, есть лавка жестянщика, купи замок. Самый лучший, самый дорогой.

— Самые дорогие можно купить только в доме Скарлатто. Тогда я пойду на Привоз, там всё рядом.

Знакомые с детства названия возвращались в её жизнь. Молдавский купец Скарлатто был самым богатым купцом в Херсоне. Он построил дом на целый квартал, окна которого выходили на все четыре стороны света. Дом, построенный в эклектичном стиле с некоторыми чертами барокко, размещался между тремя улицами: Ганнибаловской, Витовской, Воронцовской и Торговым переулком. Помещения в доме сдавались под магазины, гостиницы, склады, а также в нём оказывались бытовые услуги для херсонцев.

— Да, Лиза, сходи, пожалуй, туда. И не забудь подать милостыню нищим.

Лиля пошла в кабинет Мещерякова. Она не была вполне уверена, что его архив сохранился, ведь столько лет дом стоял без хозяев… без хозяйки, были одни слуги, они вполне могли распотрошить содержимое ящиков письменного стола. Хотя обучена грамоте была лишь Лизавета, но документы могли взять не для чтения, а просто на растопку печи. А ведь, кстати, печь тоже надо проверить, нет ли там каких тайников.

Ящички письменного стола были аккуратно заперты на ключ, где сами ключи — неизвестно. Лиля едва не сломала ногти, пытаясь всё же выдвинуть ящики письменного стола, но — тщетно. Они не поддавались. Лиля с сожалением оставила эти попытки. Неужели придётся портить этот прекрасный письменный стол с массивными, украшенными искусной резьбой ножками и филигранной резьбой по дереву на ящичках и других гранях стола.

— Барышня, Макарыч за расчётом пришёл, — раздался голос Матрёны, немолодой, полной, добродушной женщины.

Лиля спохватилась: она совсем забыла о том, что уволила человека. Видать, и Лиза не рассчитала его. Лиля вышла в свою комнату за деньгами, не глядя, взяла бумажку, оказалось — сотенную, вышла на лестницу к Макарычу. Тот уже с утра был подшофе, глазки помутнели, язык заплетался, он что-то хотел сказать, но Лиля остановила его жестом и сказала одно-единственное слово:

— До свидания.

Отдала деньги и ушла, тем самым завершив процедуру. Макарыч, рассчитывавший на долгий задушевный разговор, неловко мусолил деньги. Потом разочарованно крякнул (не дали сказать прощального слова), махнул обречённо шапкой и удалился.

А Лиля задумалась о том, что нужно взять нового работника. В доме остался один мужчина — дворецкий, это ненадёжно, надо иметь хорошую охрану. Можно взять и двух. Днём по хозяйству будут работать, ночью не так страшно будет дома находиться. Ведь она привезла из Европы много денег, а ещё драгоценности. Были среди них и её собственные, а были и доставшиеся от матери, которые она обнаружила в сейфе Женевского банка, зарезервированного на её имя. Наиболее значимым из них было бриллиантовое колье, но и другие золотые украшения с драгоценными камнями тоже стоили немало. Наверняка, у Мещеряковых дома был сейф для ценных бумаг и драгоценностей. Надо поискать его в этом доме. Может, за той железной дверью есть сейф?

Но надо и работников в дом искать проверенных, чтоб не попались такие, как Макарыч, а то, ещё хуже, и разбойники какие — тут же, в доме, и ограбят. Нет, спешить нельзя, надо осторожно подбирать людей. А как же их подбирать, когда и спросить не у кого? Лиля не знала, к кому можно обратиться за советом.

«Вот что, пойду-ка я навещу родителей», — решила она.

Она тут же собралась и вышла на улицу. Немного смутили её слова Матрёны:

— Барышня, раз приехали сюда жить, надобно вам свой выезд иметь. Нынче господа любят, чтоб форсу побольше. Уж не отставайте.

Идя к стоянке извозчиков, Лиля представила, как Матрёна с кошёлкой в торговых рядах, встретившись с товарками, выхваляются одна перед другой:

— А мои хозяева фаэтон с откидным верхом купили!

— А у моих — пароконный экипаж!

— А у моих господ — карета загранишная!

Да, наверное, тут тоже есть своя гордость. Лиля улыбнулась этим мыслям. Может, и стоит завести свой выезд. Но это если окажется, что она здесь надолго застряла…

Взяв извозчика с жёлтой нагрудной бляхой № 5, Лиля проговорила:

— Голубчик, отвези меня к Церкви Всех Святых.

Они поехали по Потёмкинской улице, проехали мимо Херсонского Губернского дворянского собрания, мимо типографии Ходушиной и будки квартального на пересечении с Преображенской улицей, мимо (о, ужас!) публичного дома Гольдштейна…

— …Барышня, приехали, — Лиля очнулась от своих мыслей, и оказалось, что они уже давно стоят у Всесвятской церкви.

Расплатившись с извозчиком, она вышла из пролётки и направилась на кладбище, которое горожане называли Херсонским Некрополем. Сначала даже испугалась, что не найдёт Мещеряковых, так много новых могил появилось за эти годы. Но потом сориентировалась, пошла по нужной аллее и нашла то, что искала. Это была заброшенная могила в конце аллеи, у старой кладбищенской стены, выложенной из неровно отделанного жёлтого камня. «Мещеряковы Капитолина Захаровна и Михаил Мефодьевич. Спите с миром».

Лиля наклонилась и смахнула с надгробья засохшие листья. Потом провела рукой по буквам… Слой пыли и песка намело за годы её отсутствия. Она попробовала рукой смахнуть пыль. Потом села на полуразваленную скамеечку, задумалась… и запахло ванильным тестом, булочками с корицей, Рождеством, пасхальными куличами… Запахло детством. Это могло случиться только здесь, в Херсоне. Картины детства, которые она никогда не вспоминала в Европе, теперь явственно вставали перед глазами. Вспомнилось, как её готовили в первый класс 2-ой Мариинско-Александровской женской гимназии, что на Пестелевском бульваре. Она много раз примеряла форму: коричневое платье с белым воротником и белыми манжетами и чёрный передник. Так и сяк она вертелась перед зеркалом, а Капитолина Захаровна и Михаил Мефодьевич с умилением смотрели на свою любимицу… Вспоминалось, как вместе гуляли по Суворовской, по Гимназическому бульвару (который ежедневно поливался)